Очень страшные истории: «Страшная сила», Воля Липецкая
Приблизительное время чтения: 13 минут(ы)
– Посмотри на себя в зеркало, свинота, – зло крикнул сбегающий муж, с боем пробившись через Галину оборону с чемоданом за входную дверь.
Галя остолбенела. Никогда прежде муж не говорил ей гадостей.
– Халю, моя Халю, – обычно щипал её вечерами за бока сытый Колюся, – вот есть за шо подержатися у Халюни, этохо не отымешь.
Галя знала, что раздалась, но ведь полнели они с Николаем на пару. Коля любил вкусно покушать, а Галина с удовольствием готовила. А какие пироги пекла! Какие борщи варила!
Ну а где с аппетитом наяривал муженек, там и жена не могла устоять, за ложку хваталась. Вот к сорока годам оба и раздобрели, округлились.
А сейчас получалось, всё — наелся, отожрался, потянуло к прекрасному?
До этого колиного крика Галя еще верила, что удержит благоверного, вразумит, а после осеклась, сникла. Присела в прихожей на трюмо, зарыдала.
Обидно было не то, что променял на другую, не то, что этой новой писаной крале с обложки журнала было лет двадцать против ее сорока, а то, что обозвал напоследок гадким словом.
Если бы раньше, еще до колиного бегства, кто-то попросил описать себя, она бы пожала плечами: «Да обычная, как все. Ничего еще для своего возраста». Ну ведь и вправду, нос, рот, руки, ноги — все на месте, здоровье — дай бог каждому. А еще немереная силища и работоспособность.
С раннего утра до позднего вечера Галина бодро управлялась и на своем подсобном участке и на колхозном скотном дворе. Могла без устали копать или махать вилами. И сельские мужики обычно любовались Галей: «Ну ты, Егоровна, даешь! Ну ты, Красота!»
Это прозвище Красота грело Галину душу больше всего и подстегивало работать с удвоенной силой.
А теперь получалось, что никакая она не Красота для Коленьки-то.
– Свинота. Вот, значит, ка-а-ак, – Галя утерла слезы, развернулась к зеркалу и посмотрела на себя. Не так, как смотрелась обычно с утра, мельком, лишь махнув щеткой по темной курчавой копне на макушке и расправив застиранное платье. А оценивающе, словно со стороны, словно впервые увидела.
Попыталась втянуть щеки и живот, разгладить складки под мышками. Сидя это выходило не очень. Галя встала, повертелась во все стороны. Все стороны были примерно одинаково бугристы и складчаты.
Да, новой пассии мужа она проигрывала сильно, внешне буквально во всем. Всхлипнув и признав поражение, Галя ушла горевать в спальню и прорыдала полночи, жалея себя в горемычной неразделенной любви к законному супругу-предателю, одурманенному прекрасной разлучницей.
Утром Галя проснулась с опухшими глазами, больной головой и твердой идеей решения своей проблемы: она срочно станет красавицей и вернет Коленьку обратно в семью.
Уж не такой Галина Егоровна человек, чтобы сдаваться и поддаваться унынию!
До обеда она бодро размахивала сено по кормушкам, потом гоняла чистить загоны молодых скотников.
– Шо ты размазываешь дерьмо, как масло по хлебу, болезный? – легко набирала тяжелую горку навоза на широкую лопату и поднимала перед мужиками, – вот как надо. Учитесь!
– Так то ж, Егоровна, ты! не мы, слабосильные. Сравнила тоже ! Ты-то, понятное дело, Красота! – отмахивались хитрые работники заученной фразой, зная, что можно в одну смену с Галиной Егоровной особо не надрываться: сама все сделает.
После обеда Галя подошла к бригадиру и, неловко краснея, отпросилась по семейным обстоятельствам.
Семейные обстоятельства сарафанным радио уже расползались по деревне и не отпустить Галю мог только бесчувственный чурбан, а бригадир был не такой.
Воплощение срочной красоты целиком ложилось на бабку-ведунью, жившую на отшибе. Ходили про бабку разные слухи. Мол, и лечит, и калечит, всё, что пожелаешь, но берет дорого. Вообщем, колдовская страшная сила.
Галя сама ни разу не обращалась, но прислушивалась, авось пригодится. Вот и пригодилось.
– Заходи, – позвал Галю хриплый низкий голос, как только та собралась постучать в облезлую дверь старого покосившегося дома. Галя вошла, скрипнув дверью.
– Здравствуйте, бабушка, – оглядела комнату, ища глазами хозяйку, – мне тут посоветовали…
– Что? – вынырнула откуда-то сбоку сухопарая горбатая старуха в длинной до пят юбке и черном платке, повязанном так, как на картинках в учебниках про дореволюционные времена.
– Что что? – тоже испугалась Галя и вздрогнула.
– Чего пришла-то? – уточнила ведьма и темными глазами впилась в пришедшую. Та поежилась. Замялась.
– Мужик бросил? Тьфу, а не мужик. Растереть и выбросить, – раскусила бабка и смачно сплюнула, – проходи, не стой на пороге.
Галя, дрожа всем телом, прошла в комнату и села за длинный стол, укрытый старой выцветшей клеенкой. Над столом тихо гудела тусклая лампочка.
Старуха села напротив и прощупывала Галину глазами. Молчала. Галя тоже молчала, не знала, с чего начать: сразу с желаемого или с истории колиной подлости.
– Чай будешь? – встала хозяйка и не дожидаясь ответа, вышла в кухню. Только тут Галя и выдохнула. Сложила руки перед собой на столе, унимая дрожь в пальцах.
Когда бабка снова вошла, неся разномастные чашки на блюдцах, Галя уже успокоилась.
Выставилось черничное варенье в пластиковой розетке и резаный батон на тарелке, вплыл горячий алюминиевый чайник и следом блеклый заварочный с колотой ручкой.
Обе пили чай, шумно прихлебывая из блюдец. Мазали густо булку и откусывали, капая вареньем прямо на стол.
Ведунья посматривала на гостью все время, и Галя это видела, сразу опускала скромно глаза в донышко чайной чашки.
Когда же выпито было по три чашки чая и обе осознали, что булка с вареньем больше не лезет в горло, бабка встала и также молча начала убирать со стола.
– Он от меня ушел к молодой, – выскочило из Гали без всяких предисловий прямо в спину ведунье, и та на секунду остановилась, кивнула.
– Ведь главное-то, – полилось из Гали само собой, пока бабка вытирала стол и уносила чайники, – жили душа в душу, почитай, двадцать годков. А тут накося, появилась какая то городская зассыха и он тут же с ней убёг. Тварина.
– Ну так живи и радуйся, – села старуха обратно за стол и рукой провела по вытертой клеенке, проверяя ее чистоту и сухость.
– Я хочу Коленьку, дрянь такую, вернуть, – всхлипнула Галя и прижала ладони к груди, словно удерживая выпрыгивающее вслед за любимым сердце, – всё в жизни есть, а без мужика ничего не мило. Люблю его, люблю, люблю, люблю.
— Ох ты ж, бесово племя. Приворотом? Заговором? Как вернуть-то? – прищурилась бабка.
– Красотой! – выдохнула Галя и даже сама на секунду обомлела перед своей наглостью.
– Так ты за красотой ко мне пришла? – удивилась бабка и хмыкнула, — то-то я прочитать тебя не смогла. Внутри-то тебя несуразица.
– Почему несуразица? Очень даже…суразица, – возразила Галя, – Коля-то намекнул, что из-за веса моего ушел. Так и сказал: «Посмотри в зеркало на себя…»
– Посмотрела? – укоризненно уточнила бабка и Галя вздохнула.
– Посмотрела. Хочу стать красивой и быстро. Можете помочь?
– Помочь-то могу, что ж не помочь хорошему человеку. Вопрос ведь в цене, милая. Что за это отдать сможешь?
– А сколько стоит? Есть какие-то расценки?
– Все нынче дорого. Время такое. Что-то платишь деньгами. Что-то — покоем и здоровьем. Смотря что ты сама готова отдать, – бабка оглядела Галину пристально с вниманием и потом вкрадчиво спросила, — поди молоток и гвозди в руках не просто держать умеешь?
– Да что забивать, я и пилить, и строгать, и дрова сама колоть могу, – удивленно, но радостно ответила Галя, – если вам, что надо по хозяйству, так я сразу, только скажите, бабуля.
– Ты мне это свое умение лучше отдай, а я тебе взамен десять кило скину. Идет?
– Всего-то? – обрадовалась Галя, – конечно, идет!
«Вот ведь удача! Какая мелочь» – внутренне ликовала Галя, когда шла домой от ведуньи.
Утром она долго рассматривала себя в зеркале и натягивала чуть обвисшую кожу. Результат ее порадовал. Вещи, еще вчера плотно обтягивающие тело, теперь были велики.
– Галка, ты схуднула, что ли? – ошарашенно спрашивали соседки, пока Галя гордо шла на работу.
– Егоровна, заболела? – забеспокоился бригадир и Галя поняла, что одного похудения на десять кило мало.
К вечеру, отпахав две смены, Галя повернула не к дому, а снова на выселки к бабке.
Бабку она застала в доме за странным делом. Та приколачивала гвозди над низкими окошками.
– А? Ты? – обернулась бабка, как только поняла, что кто-то зашел в дом, и редкозубо оскалилась, – вишь, как быстро управляюсь-то? Хочу занавесочки повесить. А ты, смотрю, уменьшилась.
– Похудела, – радостно подтвердила Галя, – но мне б еще килограмм десять, как минимум, скинуть, и кожу б подтянуть, чтоб не висела.
– Ну-у, кожу. Кожу – это дорого будет стоить. Это почти что как операция пластическая в городе. Сил много уйдет на это. И моих, и твоих.
– Так озвучьте, может, осилю.
Старуха положила молоток и гвозди на лавку, присела за стол и начала загибать пальцы, беззвучно что-то подсчитывая, потом посмотрела строго на Галю и сказала:
– За то, что еще скинешь вес, отдашь часть здоровья, это не обсуждается. За два дня скинуть двадцать килограмм – это так и так приговор желудку, поняла? Тебе это надо?
– Надо. Согласна я, – не раздумывала Галя, – что ж я не понимаю что ли, что чем то придется пожертвовать. Желудком так желудком. Что там мне светит? Гастрит? Язва? Чай не инвалидность.
– Ладно. А за кожу отдашь половину силы своей. Поняла?
– Согласна. Тоже таки не миллион рублей, – закивала довольная Галя.
Утром в выходной она еле разлепила глаза. Тошнило. Присела на кровати, погладила ноющий живот и не почувствовала под руками мягких складок. В зеркале ей улыбнулось худое и бледное отражение.
– Совсем другое дело, – сказала Галя своему болезненному зазеркальному двойнику и то повернулось перед хозяйкой во все стороны.
«Грудь бы подтянуть» – почему-то подумалось ей и мысль намертво засела в мозге.
Наглотавшись «Мезима» и запив его кефиром вышла во двор, но не было настроения ни на одно из дел. Топор выскальзывал из рук, лопата казалась тяжелой. Постоянно клонило в сон.
– Да и хрен с ним, – смирилась Галя,– Колюня вернется, так и наколет дров, и накопает. Мужик должен такую работу в хозяйстве-то делать, а не баба. А я мужнина жена, мне отдыхать полагается.
Она затопила баню и полдня провозилась с ней. Пока натаскала воды, устала. Раньше-то с ней такого не было, а теперь всё за что не хваталась, было непосильным.
Однако парясь на полке и любуясь на свои худые колени, Галя осознала: одного похудения, однозначно, мало.
«Ну худа, и что?» – думалось ей, – «морда-то лица все та же. На лицо-то я краше не стала. Надо у бабки попросить…» – и она начала строить планы, куда друг за другом по пунктам мысленно вписывала желаемое.
Потом дома отдыхала, лежа на диване, пила чай, и включив телевизор, впервые посматривала на юных актрис и певиц как на манекены, демонстрирующих свою внешность как товар.
«Так, это мне надо. Это тоже надо», – сначала просто пыталась запомнить Галя, потом сбегала к комоду за тетрадкой и ручкой и стала записывать.
Вышел список длиной в две страницы. Это все было «надо». Потом Галя села записывать всё, что могла отдать из умений, физических и умственных данных, а когда поняла, что этот список короче первого, вписала туда предметы утвари и мебель.
– Не угомонилась? – встретила ее старуха во дворе у дома, – вошла в раж?
Ведунья возилась у поленницы, размахивая тяжеленным колуном.
– Да как-то довести до ума хочется, – сказала Галя, – я тут списочек составила.
– Списочек — это хорошо, – согласилась старуха и повела Галю в дом.
– Давай посмотрим твой списочек. Не вижу. Где стекла мои? – старуха пошарила на полках, нашла очки, водрузила на нос и полистала записи.
– Зрение не внесла в список. У тебя какое? – посмотрела сквозь толстые линзы на Галю бабка.
– Хорошее. Единица.
– Спина не болит? а то моя ноет, жуть.
– Спина? Да нет, не болела еще.
– Ну вот. Сам бог велел делиться. А вот этого мне не надо, – она взяла карандаш и вычеркнула мебель и утварь, вписав крупно зрение и спину, – умение варить борщи — это хорошо, это молодец. Так, бодрость — да. Умение доить корову – нет…Да. Да. Нет. Так. Сойдет. Это хорошо. Тоже хорошо. Хорошо. Хорошо. Очень хорошо. Пойдет…
Галя сидела напротив и предвкушала будущую ослепительность и Коленькину ошарашенность. Как правильно она сделала, что ради будущего счастья чуть-чуть поменяется частью здоровья: всего понемногу и в целом выйдет красотка, пусть слегка болезненная и слабая. Но сильной и здоровой Галя уже была, хватит. Хотелось теперь побыть сногсшибательной и слабой.
«Хочу и все тут», – твердо для себя решила Галя, представляя, как Коля начнет добиваться и сворачивать горы.
С ведуньей они договорились, что обмен будет проходить постепенно, чтоб местные успевали привыкать к галиному изменению.
– Дня три, – настаивала Галя.
– Неделю, – давила опытом ведьма, – и то это быстро. Я б для верности лучше б по месяцу ждала.
Сошлись на неделе. Каждые семь дней Галя менялась, ровно в субботу с утра. Бабка — тоже. Чем краше становилась Галина в своих глазах, тем здоровее и сильнее становилась колдунья.
– Э, Егоровна, тебя как подменили, – ныли скотники, — силушка-то твоя — тю-тю!
– Так и что? – огрызалась Галя и терла ноющую поясницу,– чай на коровнике клином свет не сошелся. Захочу и уйду отсюдова.
– Галина Егоровна, – переживал бригадир, – тебе б в районную больничку записаться. Кровь сдать, анализы какие. Ходишь зеленая, за все хватаешься, ничо толком не делаешь. Весь план к чертям собачьим.
– А плевала я на ваш план. Все года на мне выезжали, на дармовой силушке. Теперь сами горбатьтесь. Расчет давай, – Гале хотелось домой и обезболивающих побольше.
– Да что ж ты крысишься-то, Галина? Как с цепи сорвалась. Была любо-дорого-человек, а сейчас что? Натуральная ведьма.
На разговор к Коляну в город съездили всей бригадой.
– Да будь ты человеком, – втолковывал бывшему другу бригадир, – мы тебя силком назад не тянем, тут дело ваше личное, сами разберетесь. Любовь, все дела, понятно. Но баба-то вся извелась. Иссохла. Что уж ты там ей такого обидного сказал — это на твоей совести, но возьми себя в руки, съезди, повинись.
Николай, тоже изрядно исхудавший без борща и пирогов, упрямо упирался и сдался только после того, как сообща раздавили пузырь.
– Не возможно на нее без боли смотреть, – добивал бригадир Николая и тот вздыхал, – ведь девка — огонь…была. Такая! – и он осоловело уставился на свою открытую ладонь, ища в ней эпитет.
Потом сжал эту ладонь в кулак и выставил его перед глазами собутыльника.
– Во какая! Кремень. Силища. Красота, одним словом! – мужики согласно закивали.
– А сейчас что? Всё! Сдулась, — бригадир вздохнул, разливая остатки, – спасать надо. Съезди, а?
И Николай поехал. В костюме, с букетом и виноватым выражением лица.
Двор неприятно поразил его запущенностью. Брошенный и забытый он зарос высоким сорняком под самые окна.
Войдя в дом бывший хозяин поразился оглушительной тишине и мрачности.
Огляделся, словно в незнаком месте, втянул затхлый запах. И не сразу заметил худую фигуру в темном, смотрящую на него исподлобья.
Вздрогнул и подошел ближе.
– Халю, ты?
– Чего тебе надо? – зашипела Галина, еле сдерживая боль и раздражение.
– Тю. Не узнала меня? Это я, Коля, муж твой. Поховорить приехал. Повиниться.
– Ты! Ты! Всё из-за тебя! Всё потеряла из-за тебя! – закричала что было мочи Галя и накинулась на него из последних своих сил, – ненавижу тебя. Не-на-ви-жу!
И так замахала сухими ручонками, что Коля попятился. Положил букет на стол и скорее вышел.
– Тьфу, ведьма, — сплюнул он с крыльца в чертополох и посмотрел на часы, успевает ли еще на рейсовый обратно.
Галя обессиленно опустилась на диван и замерла, покачиваясь и припоминая, было ли с ней сейчас это на самом деле или снова привиделось.
– Мне бы только накопить чуток силы и добрести до старой карги, обманувшей меня, – прошептала она, – совсем немного. Уж я бы тогда поменяла… Поменяла….
И она задумалась о том, чтобы она могла предложить взамен на возврат хоть половины силы и здоровья, что у нее были когда-то…
Предложить, увы, было нечего. Остались только серые убогие дни.
Фото: Shutterstock
Рассказы Воли Липецкой можно прочесть на ее странице
Благодарим Александра Сордо и сообщество «Большой проигрыватель» за помощь в создании материала
